Томмен вертелся, что волчок, едва не выпадая из окна кареты. Каждое дерево, мимо которого они проносились, вызывало в нем столь неподдельный восторг, что куда уж там всем восьми чудесам света! Впервые вырвавшись за ворота Королевской гавани, он попросту не мог сдержать восторг, исторгавшийся из самой глубины невинной, чистой детской души. В нем было столько пылкости, столько жадного интереса, свежести, огня и жизни, что даже самое черствое сердце нет-нет, да и вздрогнуло бы, поддавшись мимолетному порыву. Развитое воображение, чистосердечная наивность гармонично переплетались в Томмене с живым умом, желавшим знать все о мире, в котором он обосновался не так уж давно. Сотни вопросов срывались с губ мальчика, и большая их часть не требовала даже ответов. Важно было просто задать, озвучить, бросить вызов небесам, дескать "сам во всем разберусь".
Мать обмахивалась веером, томно сетуя на жару и тесноту. Ее косые, недовольные взгляды ясно указывали на то, кого именно она считала в ней повинным. Впрочем, ясности придавали и случайно брошенные фразы о том, что уж Джейме то никогда в карете не путешествует, предпочитая свежий воздух и доброго коня, как и подобает настоящему мужчине. Томмен, в ответ на это, каждый раз простодушно расстраивался, принимая упреки на свой счет, и тут же засыпая матушку заверениями в том, что уже совсем скоро он будет сидеть на лошади, ничуть не хуже дяди Джейме. Отец ведь буквально на днях похвалил то, как хорошо он держится на своем пони! А редкие похвалы отца дорогого стоят. Дядя Тирион трепал его по холке и поддерживал мальчишеский пыл, рассказывая истории из детства Джейме, о том, как тот поначалу неумело падал с лошади, но забирался каждый раз с упрямством мула, чтобы, наконец, приручить непокорную кобылку. Игнорируя, следующие за этим перепалки дяди с матерью, в которых он мало что понимал, Том продолжал ерзать на сидении, периодически вскакивая, чтобы ткнуть пальцем в какую-нибудь значимую, по его мнению, корягу. Мать пыталась убедить его сидеть чинно-мирно, как и подобает принцу, но Томмен затихал лишь на сотую долю секунды, чтобы вновь огласить карету звонким, заливистым хохотом и целым ворохом вопросов, впечатлений и планов. О, у него была сотня планов, один другого желаннее! Взять, к примеру, его мечту забраться на самый пик самой высокой башни Кастерли Рока, чтобы увидеть все Западные Земли, словно карту в энциклопедии Вестероса. Никто бы ему, конечно, такого не позволил, но сам Томмен был убежден, что обязательно займется этим по приезду. Для детей не существует границы между возможным и невозможным. Эти границы придумали взрослые. Нужно только очень сильно чего-то хотеть, чтобы это стало возможным.
- Замок, замок, замок! Смотрите, замок!!! - Неожиданно завопил Томмен, когда в карете только-только воцарилась благостная тишина. Мать недовольно поморщилась, пытаясь усмирить сына, но тот ни в какую не желал теперь сидеть спокойно. Он ведь так ждал этого заветного мгновения. Едва не свалившись с сидения аккурат на, сидевшую напротив сестру, мальчик расплылся в белозубой улыбке, так, что на его по-детски пухлых щечках тут же заиграли очаровательные ямочки. - Мама, замок! - Констатировал он на выдохе, глядя на Серсею столь сияющим взором, что та не сумела сдержать ответной улыбки, как бы ей ни хотелось показаться возмущенной его "неподобающим" поведением.
Вокруг царила алхимия лета, преображающая лес в сливающуюся воедино яркую массу зелени. Вдали виднелись крепостные стены древней твердыни Ланнистеров, а на пути то и дело попадались крестьяне, отвешивающие низкие поклоны кавалькаде с королевскими знаменами. Голова кружилась от запахов пульсирующего моря влажной листвы и неопределимых ароматов земли и плодов. Время и пространство стали вдруг пустыми словами, а эхо давно минувших времен настойчиво звучало в очарованном сознании. Казалось, вот-вот выйдет на дорогу знаменитый плут Ланн Умный, да подмигнет, усмехаясь одними лишь задорными зелеными глазами.
Они въехали в ворота засветло. Солнце все еще висело на бескрайнем, чистом небе, отражаясь в золотистых волосах баловней судьбы. Томмен, не в силах терпеть, выпрыгнул из кареты первым. Его внимание было прикован к фигуре деда, схожего с мраморным изваянием, непреклонного и великого, будто короли древности. Немного стушевавшись под этим холодным, оценивающим взглядом, мальчик утратил бдительность и мир полетел в тартарары. Нога, споткнувшись о камень, принудила все тело распрощаться с равновесием, и Томмен рухнул навзничь, беспомощно взмахнув руками с лицом искаженным не страхом, но скорее досадой. Вспышка боли была мимолетной и пронзительной, словно молния. За сим последовала непроходимая тьма, спасительная, избавляющая от страданий.

Отредактировано Tommen Baratheon (2014-05-18 16:31:02)