Драконий Камень всегда был мрачным местом, и последние события не прибавили ему жизни. Замок теперь напоминал склеп и любой звук, нарушавший окутывавшую его скорбную тишину, казался чужим и неуместным. В бесконечных пустых и темных коридорах ее шаги звучали оглушительно, неправдоподобно громко. Настолько громко, что Мелисандра иногда забывалась и начинала ступать потише, а потом злилась на себя – слишком это стремление было похоже на святотатство. Потому что жизнь – это песня, россыпь звуков, от плача до смеха, от шепота до крика, от едва слышного потрескивания пламени до оглушительных раскатов грома. А Драконий Камень день ото дня все больше погружался в безмолвие, от которого веяло смертью. Жрица теряла этот замок, как теряла и его хозяина. Тишина неохотно расступалась перед ней, и торопилась сомкнуться, стоило лишь ее шагам затихнуть в отдалении. Ничего. Она еще исправит это, загонит тени, прочно обосновавшиеся в опустевших галереях, обратно в подземелья, разорвет гнетущее молчание. Она еще заставит всех склониться перед величием истинного бога, ее Владыки. Но не сегодня. Сегодня, как бы абсурдно это не звучало, ей предстояло дело посложнее.
Она устала довольствоваться слухами и обрывками чужих разговоров, ей надоела томительная неопределенность, ей не нравилась необоснованная самоуверенность Алестера Флорента, ее раздражали растерянные взгляды королевы, в которых без труда читалась невысказанная просьбы. Продолжаться так не могло.  Мелисандра шла по гулким коридорам замка с твердым намерением нарушить добровольное заточение Станниса. Баратеон сам решил заявить свои права на Железный трон, сам объявил себя королем. А короли не имеют права поддаваться человеческим слабостям, не должны бездействовать, пока их королевство разрывают на части. Только ее король, похоже, позабыл о своих обязательствах. И кто-то должен был напомнить ему о них. Это вечное «кто-то должен» порой почти сводило женщину с ума. Кто-то должен был узнать правду, кто-то должен найти Азора Ахая, кто-то должен остановить Длинную ночь, кто-то должен донести до закатных королевств свет Владыки… Непостижимым образом, этим несчастным кем-то каждый раз оказывалась она, и Мелисандра устала. Безмерно устала. Но она была орудием Р’Глора, рыцарем жизни и света. Она проехала полмира, не для того, чтобы сдаться, и не для того, чтобы проиграть. Она не могла, не имела права прекратить бороться. Жрица помнила о своем долге. Кто-то же должен… Но никому не под силу сражаться в одиночку, а потому ей нужен был Станнис Баратеон.
Чего стоят все ее речи о Великой Битве, если провозглашенный ею Воин Света, проиграв единственное сражение, отказывается продолжать борьбу, позволяет себе заблудиться в собственных горестных раздумьях и видениях прошлого и пытается уморить себя голодом? Неужели и на его счет она ошиблась? Нет, она даже думать об этом не станет. Слишком высоки были ставки, слишком мало оставалось времени. Если она и на этот раз оступилась, она бы предпочла  никогда об этом не знать, вот только огонь не лжет, он безжалостно честен и с теми, кто сгорает в нем и с теми, кто ищет ответы на свои вопросы в языках пламени. Но если первым он, спустя несколько мучительных минут, дарует очищение, то последних терзает годами, показывая цель, но, не давая и намека на то, как ее достигнуть, маня недоступными истинами, заставляя смотреть на результаты собственных ошибок. Мелисандра не роптала, и умела, как бы тяжело это не было, признавать свои промахи, в конце концов, она была лишь человеком, а человеку свойственно ошибаться. Станнис должен был встретиться с братом в битве у Королевской Гавани и проиграть. Она видела это, но решила, что, убрав с дороги Ренли, поражения у Черноводной удастся избежать. Теперь стало ясно, как глубоко она заблуждалась. Красная жрица тешила себя надеждой на то, что будь она там, среди зеленого пламени, все сложилось бы по-другому. Но это были лишь слова, слова, которые не успокаивали даже ее саму. А бросить их в лица тем, кто настаивал на ее возвращении на Драконий Камень, уже не удастся. Все они либо мертвы, либо перебежали к победителям.
Бесчисленных ступенек замковых лестниц и полутемных коридоров как всегда  оказалось недостаточно. И подходя к последнему рубежу – тяжелой двери, Мелисандра по-прежнему не знала, что будет говорить королю. Справедливости ради надо было сказать, что жрице было неизвестно даже, какой прием ожидает ее за порогом, но переступить его ей все равно придется. Женщине хотелось дать себе поблажку, остановиться перед проклятой дверью и попытаться собраться с мыслями. Но она не могла позволить себе даже такой малости. Королевский покой охранялся, будто какому-то безумцу могло прийти в голову потревожить короля после случившегося на Черноводной, а Мелисандра не могла допустить, чтобы в замке поползли слухи о ее сомнениях или неуверенности. Она единственная посреди скорби и паники сохраняла абсолютное спокойствие, пусть оно было лишь маской.
- Миледи, король приказал…
- Я знаю. – устало улыбнувшись, успокоила стражника Мелисандра. И широким жестом распахнула дверь. Юноша, как и следовало ожидать, не последовал за ней через порог. Красной жрице оставалось только надеяться, что он, допустивший нарушение королевского приказа, не сбросится со стен замка. Идти против воли короля и раньше решались немногие, а теперь и вовсе никто не знал, чего ждать от Станниса. Мелисандра тоже не знала. «Нам ярость» гласил девиз Баратеонов, и красная жрица прекрасно понимала, что своим приходом она рисковала вызвать эту самую ярость на себя. Но кто-то же должен был отважиться это сделать.
Тон короля и его слова не оставляли сомнений в том, что он действительно не желал никого видеть, но жрица и не ждала другого приема.
- Нет нужды, ваше величество. Все в стенах этого замка, как, впрочем, и за его пределами помнят о вашей воле, и чтут ее.
Он продолжал смотреть на море, но Мелисандра была почти уверена, что мысли короля были сейчас далеко от Драконьего камня, и жрица собиралась вернуть короля к реальности, какой бы печальной она не была. Впрочем, вряд ли королевские раздумья были веселее. Женщина не спеша прошла через всю комнату и, чуть склонив голову, застыла перед королем. Станнис Баратеон выглядел скверно. Среди простого люда существовало поверье, что любой дом похож на своего господина. Мелисандра никогда не думала об этом, но, вспомнив гнетущую тишину сумрачных коридоров замка, готова была согласиться. Долгое мгновение она размышляла о том, что от человека нельзя требовать невозможного, что милосердней было бы дать королю время, оставить его в одиночестве, которого он так желал, но жрица не имела на это права.
- Я бы тоже не решилась бы нарушить ваш покой, но люди обеспокоены, Ваша Милость. Они нуждаются в короле.
Тусклый дневной свет бил в спину, и женщина была рада тому, что ее лицо оставалось в полутени. Свет, дар Владыки, все еще был на ее стороне, и это давало Мелисандре надежду на то, что предстоящий разговор пройдет благополучно. Надежда и вера были ее единственными союзниками в этой комнате, но красной жрице всегда хватало и этого.